Ты мерзок в эту ночь? (ЛП) - Страница 44


К оглавлению

44

— Не-а, Элвис, — твердил ему хозяин. — Единственное, чем эта змея может тебе навредить — обвиться вокруг шеи и стииииснуть.

Элвис не слушал. Ну, может, самым краешком уха. Его всегда влекло к вещам, которые лишь казались опасными — кино, изобилующее расчлененкой, книги, написанные мужчинами, которые путешествовали по пустыням до самого Северного Полюса и записывали все жуткие детали своих приключений, змей, которые не были ядовитыми, но могли до смерти задушить.

Впрочем, после смерти мамы, Элвис стал меньше заботиться о том, только ли кажутся вещи опасными. К этому моменту он годами приближался к настоящей опасности, выбирая для этого способы, которые еще может время от времени отрицать. Фунты, килограммы бекона. Ореховое масло и жареные банановые сендвичи. Дилаудид, секонал, нембутал, плацидил, кваалюд... теперь одни названия уже навевают на него дрему, отчего оборотная сторона его мозга увлажняется предвкушением, вроде того, как рот наполняется слюной от запаха еды.

В жизни Элвиса никогда не бывало, чтобы наркотики, которых ему хотелось, не удалось достать. Но даже ему иногда приходится чуточку слазить, чтобы сильнее насладиться следующим заездом. Когда это случается, когда он начинает мечтать о пригоршни таблеток, эта жажда напоминает большую белую змею, плавно шевелящуюся у него в животе.

Он так обожает таблетки, что человек, который их поставляет, доктор Ник, недавно смог убедить его присвоить фамилию Пресли — ранее незапятнанную участием в рекламе продуктов — сети бадминтонных площадок. Даже сквозь туман Элвис может углядеть патетику этой идеи, которую, к счастью, так и не осуществили. Он так обожает таблетки, что однажды, когда доктор попытался уговорить его снизить дозу, он пригрозил в ответ, что пойдет и купит себе целую чертову аптеку.

На сцене в Вегасе в 1974 году Элвис сказал своим слушателям:

— В наши дни даже заболеть нельзя — ты под кайфом! Что ж, Бог свидетель, я должен вам кое-что сообщить, друзья мои: я в жизни не бывал под кайфом ни от чего, кроме музыки. Когда я заболел в местном отеле, до меня из трех разных источников дошли слухи, что я под кайфом. Клянусь Богу. Персонал отеля, Джек! Коридорные! Уродцы, которые таскают багаж! Горничные! Если я когда-нибудь найду или хотя бы услышу того, кто такое обо мне сказал — я тебе шею сверну, сукин сын! Это опасно, это наносит вред мне, моей маленькой дочери, моему отцу, моим друзьям, моему доктору. Я тебе язык вырву! Спасибо вам всем.

И спел «Гавайскую Свадебную Песню».

Теперь Элвис проводит большую часть досуга в спальне и прилегающей ванной. Когда горничные приходят убирать в этих комнатах, Элвис напряженно сидит в помещении, полном ситца и кукол, всегда приготовленном к приходу Лизы-Марии. Потом горничной приходится открывать окна Лизы-Марии, чтобы из бледно-розовой комнаты выветрился его запах — тяжелый дух масла для волос и пота, потому что Элвис всю жизнь боится воды и ненавидит купаться. Часто в его запахе присутствует легкий химический оттенок — излишки препаратов и токсинов выделяются прямиком через его поры.

Завтра он должен выехать в турне, двадцать дней, двадцать концертов без единой ночной передышки. Списка городов хватило бы, чтобы убить кого-нибудь менее крепкого: Утика, Сиракузы, Хартфорд, Юниондейл, Лексингтон, Фейетвилл, Теннесси. И так далее. Он не хочет быть нигде, кроме этой ванной. Он всем сказал, что не поедет, но ему никто не верит. Полковник говорит, что у него денег не хватит на отказ, и весь ужас в том, что это правда — Элвис так много тратит, а за его деньгами так плохо следят, что он может разориться до конца года.

К середине семидесятых рык, рвущийся из «Отеля Разбитых Сердец» пропал, и от мурлыканья «Люби Меня Нежно» остался лишь призрак. Теперь он потерял его окончательно — не контролирует дыхание, с натяжкой попадает в ноты, а чувства, которые бурлили раньше у самой поверхности, покрылись толстым слоем наркотической глазури. Он исполняет песни вроде «Свободной Мелодии», песни, которые может выжать из глубины своего объемистого брюха. Он говорит с публикой, особенно тогда, когда она не в восторге, пытаясь завоевать их внимание. Он надарил незнакомцам бриллиантовых колец и гитар общей стоимостью на тысячи долларов в попытках вновь разжечь в их глазах огонек той беззаветной любви, которую видел когда-то.

На самом деле Элвис только этого всегда и желал — беззаветной любви всего мира.

Сэм Филлипс издал первые записи Элвиса со студии «Сан» на пластинках «Пластик Продактс» — винилового завода и склада в мрачном районе Мемфиса. Здесь издалась запись «Все Хорошо», на обратной стороне ее была «Синяя Луна Кентукки». Тысячи черных дисков, истекающих сексом, опасностью и волшебством, выкатились из «Пластик Продактс» в заждавшийся мир. Сейчас здание стоит пустым и заброшенным, сгорбившись, как гигантская бочка, наполовину утонувшая в цементе — памятная таблица из волнистой стали за высоким цепным ограждением.


Когда гремучие змеи собираются для создания гнезд, сперва они образуют клубок — сплетение в форме шара, словно моток резинок. Каждый член клубка продолжает двигаться, шевелящаяся масса растет по мере того, как присоединяются новые змеи. Один человек заглянул в пещеру и обнаружил там клубок толщиной более четырех футов. Говорили и о еще более крупных размерах, хотите верьте, хотите нет.

Писатель Джей Фрэнк Доби рассказал историю наемного рабочего, которого отправили пригнать двух пасущихся мулов. Его начальник услышал крик, потом еще один, более слабый. Он обнаружил тело в овраге, посреди сотнен гремучих змей. Змеи сплетались в клубок. Человек, должно быть, свалившийся в овраг по неосторожности, был уже мертв.

44